И теперь эти вооруженные женщины молча сидели на заднем сиденье «роллс-ройса», не спуская глаз с Дэна, а Финноуэй вел автомобиль. Но парня заинтересовало обручальное кольцо на руке члена совета. Он пытался представить особу, согласившуюся выйти за этого человека замуж.
Финноуэй лениво положил пальцы одной руки на руль и сухо рассмеялся. Его запонки ослепительно сверкали в лучах полуденного света – крошечные серебряные коренные зубы.
– Ты удивляешь меня, Дэн. А я был уверен, что ваше поколение считается продвинутым. Ты думаешь, что если человеческое существо – женщина и мать, то это автоматически делает ее безгрешной святой?
– Она вышла за вас замуж, – мрачно ответил Дэн. – Полагаю, это означает, что она такая же кошмарная, как и вы.
– Если бы меня попросили сравнить, то я бы сказал, что из нас двоих у Бриони садистские наклонности проявляются гораздо сильнее. – Эту сентенцию он изрек с нежной и безмятежной улыбкой. О боже. Дэн боялся даже представить, какой момент вспоминал Финноуэй, произнося эти слова. – К сожалению, тебе вряд ли представится возможность с ней познакомиться. Она редко бывает в Катакомбах в это время дня. У малышки Джесси тренировка по тхэквондо.
О господи! На их фоне даже кровавые Бендеры смотрелись семейкой Брейди.
– Она случайно не участвует в мотокроссах? – поинтересовался Дэн.
Его бы ничуть не удивило, если бы его тень на мотоцикле оказалась женой Финноуэя.
– Насколько мне известно, нет. А что?
Дэн прислонился к окну, ощущая невероятную слабость. Его терзали голод и другое, еще более настойчивое чувство, заставлявшее осознавать полную беспомощность и незащищенность.
– Да ничего. Просто так спросил.
У Дэна болела рука, но он не желал обнаруживать перед Финноуэем свою слабость и доставлять ему удовольствие сообщением о том, что страдает. Дэн стиснул зубы и попытался отвлечься от пульсирующего жара, охватившего кисть.
Вскоре городской пейзаж показался ему знакомым. На этих улицах он уже успел побывать дважды. Один раз – преследуя вандалов в масках, а второй – возвращаясь в похоронное бюро. Дэн знал дорогу, но ассистентки Техника все равно ему помогали. Они подошли к уже знакомой парню двери в подвал. По дороге от автомобиля до дома Дэн обратил внимание на отчетливый отпечаток одной-единственной шины на асфальте. Пространство перед серебристой входной дверью на первый этаж было огорожено развевающейся на ветру полицейской лентой. Видимо, именно там Финноуэй инсценировал убийство. Дэн вздрогнул и отвернулся, вспомнив жуткие снимки. Он даже не надеялся, что Финноуэя волновали страдания Тамсин. Вряд ли мучитель позаботился об обезболивании. Парень не хотел знать, как все происходило на самом деле. Ничего, кроме версии событий, изложенной Финноуэем, не имело значения.
Рука Дэна пульсировала, как будто сигнализируя о сочувствии к хозяину. Он боялся и думать о том дне, когда повязку придется снять и ежедневно смотреть на свое увечье.
Умоляю тебя, Господи, когда я начну присматриваться к шраму, пусть там не будет следов от зубов.
Перед тем как войти в дверь, Дэн заметил знакомый черный мотоцикл, припаркованный чуть поодаль, за полицейским ограждением. Еще дальше на противоположной стороне улицы офисное здание была густо изрисовано той же белой, похожей на мел краской, которую он обнаружил рядом с домом Стива. Но вместо французской фразы тут были изображены символы, значения которых он не знал.
– Что это означает? – небрежно поинтересовался он.
Похоже, заполучив Дэна в свое полное распоряжение, Финноуэй уже не пытался ничего от парнишки скрывать. Гламурные часы Финноуэя сверкнули на солнце, когда он небрежно махнул рукой в сторону изображения окружности, рассеченной наклонной чертой.
– Это означает, что у нас заканчивается туалетная бумага.
– Что? Правда?
Дэн споткнулся о неровность в асфальте. В следующую секунду он уже переступил порог и замедлил шаги, пытаясь потянуть время.
– Нет, неправда. Иди молча, ты мне надоел.
Вместо того чтобы направиться в уже знакомые Дэну помещения, Финноуэй свернул по коридору налево. Они прошли несколько безликих комнат, прежде чем остановиться перед тяжелой на вид старинной дверью в аркообразном проеме. Финноуэй трижды стукнул по ней костяшками пальцев, и Дэн услышал, как с громким скрежетом поворачивается ключ. Наконец щелкнули замки, скрипнули петли, и дверь начала отворяться. Пахнуло зловонием сточной канавы, окутавшим их сырым удушающим облаком.
– Я так понимаю, об освежителях тут никогда не слышали?
Дэна бесцеремонно втолкнули под арку, и он оказался в холодном и промозгло-сыром коридоре, где их встретила фигура в собачьей маске, не позволявшей определить, удивлен человек появлением Дэна или нет.
– Я рад, что ты больше не дуешься, – произнес Финноуэй, шагая рядом с Дэном. Впрочем, он был гораздо выше, и, чтобы не удариться о потолок, ему приходилось постоянно наклонять голову. – Но тебе не удастся меня разозлить, Дэниел, хотя твои попытки указывают на жизнелюбие, которого я от тебя не ожидал. Твоих родителей оказалось до смешного просто стереть с лица земли. Я рад, что ты предпочитаешь напоследок поразвлечься.
Дверь за их спинами с грохотом захлопнулась, на мгновение погрузив их в темноту, к которой глаза Дэна быстро привыкли. Они находились в обычном кирпичном тоннеле. В нем не было ничего особенно зловещего, хотя присутствие Финноуэя держало в постоянном напряжении.
Постепенно тоннель расширился, но Дэн продолжал идти ссутулившись и подобравшись всем телом. С обеих сторон на них смотрели Художники Костей в грубых и помятых масках животных.